Из всех модернистских журналов начала XX века, которые существовали, их, собственно, не особо много было, больше всего мне нравится "Аполлон". У него была чудесная редакция, в которой не было Мережковского и Гиппиус, которые в то время были везде, где только можно, такое же чудесное наполнение и иллюстрации. Ну и журнал-манифест акмеизма, все дела.
История журналаАПОЛЛОН – последний по времени масштабный модернистский журнал Серебряного века. Дата его рождения – 25 октября (7 ноября) 1909. Редакция помещалась в Петербурге, в доме 24 на Мойке, неподалеку от последней квартиры Пушкина.
Инициатива создания журнала исходила от Сергея Константиновича Маковского (1877–1962), искусствоведа, критика, стихотворца, глубоко преданного идее возрождения русского искусства. Маковский горячо сочувствовал идеям символизма, для которого в России, по его мнению, была характерна «метафизика, чтобы не сказать – мистика».
На художественной выставке «Салон 1909 года» в январе 1909 Маковский знакомится с Николаем Гумилевым, молодым, многообещающим поэтом, только что вернувшимся из Парижа. Родилась идея культурной акции. Собеседники сошлись во взглядах на ограниченность, «групповщину» журналов «Золотое руно» и «Весы», решив противопоставить им издание более открытое, а в некотором смысле даже эклектичное. Ориентиром послужил еще один известный журнал – «Мир искусства». Изобразительное начало вкупе с литературным должны были определять политику нового издания.
Меценатом издания согласился стать купец Михаил Ушаков, друг Маковского и любитель изящных искусств. Со своей стороны Гумилев к работе над новым журналом привлек Иннокентия Анненского, преподавателя словесности Царскосельского лицея, автора интереснейшей критики, тончайшего поэта, практически не участвовавшего в литературных битвах.
Забавно, что подготовительный процесс длился почти 9 месяцев – срок вынашивания плода. Первый номер вышел 25 октября и был приурочен к выставке художника Георгия Лукомского – его работы позднее репродуцировались в специальном номере журнала. Отметить оба события в редакцию на Мойке 24 собрался весь петербургский литературный бомонд.
Первые номера были нарочито программными. Появление «Аполлона», по мысли основателей, должно было существенно повлиять на русскую культуру, знаменуя новые тенденции, жажду новой гармонии под знаком классического наследия.
Сама атмосфера, дух журнала, эстетизм и несколько фривольная обстановка в редакции особенно привлекали молодых авторов, чутких ко всему новому и яркому. В журнале печатались поэты, близкие основным тогдашним литературным направлениям – символизму и акмеизму – Максимилиан Волошин, Анна Ахматова, Николай Гумилев, Юозас Балтрушайтис, Георгий Чулков, Георгий Иванов, Осип Мандельштам…
В Большой Советской Энциклопедии о журнале сказано так: «Аполлон» поддерживал «активную антиреволюционную линию», был «аполитичным», пропагандировал «искусство для искусства», противопоставляя титанам отечественного реализма Репину и Сурикову декаданс Клода Моне, Поля Сезанна, Поля Гогена, других «формалистов». С началом I-й мировой войны занял резкую шовинистическую позицию».
Нельзя придумать лучшей иллюстрации логике советского мышления – «аполитичность» для составителей Энциклопедии тождественна «антиреволюционной линии», в то время как «аполитичный» означает всего-навсего «внеполитичный» («внереволюционный» в том числе). На самом деле «Аполлон» если и был заинтересован в политике и философии, то лишь в философии искусства, которая естественным путем переходила в «политику искусства», одухотворенную и внутренне оправданную. Именно сочетание в личности Маковского независимости суждений и вполне определенной непреклонности по отношению к коммунистической «безотцовщине» сделало его персоной «нон грата» в СССР на долгие годы. Недаром в нескольких переизданиях Большой Советской Энциклопедии отсутствует всякий намек на Сергея Маковского, а о его журнале говорится сквозь зубы.
Впрочем, появление нового журнала не было встречено слаженными овациями.
Например, Зинаида Гиппиус, очень ценимая Маковским на протяжение всей жизни, как раз в год возникновения «Аполлона» разразилась «проклятием Петербургу». А ведь «Аполлон» был по преимуществу петербургской идеей. Гиппиус и ее супруг Дмитрий Мережковский не отказались участвовать в журнальной жизни, но обоих, по рассказам Маковского, «коробила ограниченная искусством, эстетикой программа журнала, отчужденность «Аполлона» от того, что для Мережковских являлось единственно-важным делом России. Открытой вражды не возникло (отчасти, думается, благодаря стараниям Вячеслава Иванова) мы продолжали видеться; но лед не таял, запальчивая прямолинейность Зинаиды Николавны компромиссов не допускала. На страницах «Аполлона» так и не появилось ни одного ее стихотворения.»
Далее Маковский добавляет: «В... антиидейном эстетстве «Аполлон» повинен не был.... Мечта о вдохновляющем идеале, разумеется, уводит нас за пределы специально художественных тем и задач. Но цели «Аполлона» остаются... чисто эстетическими, независимо от тех идеологических оттенков (общественного, этического, религиозного), которые может получить символ Сребролукого бога – в устах отдельных авторов. Искусство...область самостоятельная... источник и средоточие бесчисленных сияний жизни...
«Аполлон» имел славу «благородного» журнала. Во многом благодаря деятельности Н.Гумилева как критика, рецензии которого, публиковавшиеся на страницах издания, были четкими, лаконичными и безукоризненно-ясными. Он горячо взялся за отбор материалов для первых выпусков журнала, по словам того же Маковского, «с полным бескорыстием и примерной сговорчивостью».
Гумилев вел в журнале раздел «Письма о русской поэзии»; рубрику «Заметки о русской беллетристике» – поэт Михаил Кузмин, а критик Сергей Ауслендер – «Петербургские театры». Постоянно печатались в «Аполлоне» Сергей Городецкий, Максимилиан Волошин. Невозможно представить журнал без стихов Осипа Мандельштама, которые затем вошли в его первый сборник Камень. Также печатались рассказы Алексея Толстого, стихи Георгия Иванова, репродукции картин «мирискусников» Константина Сомова и Лео Бакста.
Большой потерей стала для журнала ранняя смерть Иннокентия Анненского. Считанные месяцы успел он провести в журнале совместно с Маковским. Через два года после смерти Анненского в «Аполлоне» был напечатан набросок «вступления» к его первой книге стихов (вышедших еще в 1903).
С первого до последнего года в редакции «Аполлона» сотрудничал Александр Блок. Маковский не разделял общего увлечения Блоком, стараясь относиться к его поэзии объективно. Первое, что он попросил у него для журнала, был цикл «Итальянские стихи». Характерно, что на предложение Маковского учесть его замечания, выраженные довольно убедительно, Блок признал их, но категорически отказался «улучшать» стихи, говоря, что «мне так поется», и Маковский не настоял на своем редакторском видении. Тем не менее одну из глав книги На Парнасе Серебряного века он посвятил Блоку, где вновь подверг спокойному анализу встречающиеся «провалы» в стихах одного из столпов символизма и вообще русской поэзии, а также отметил его удачи.
Маковский вспоминает, что среди молодежи «Аполлона» возникла полемика вокруг символизма. Против Блока выступил Гумилев. Вскоре появилась статья Михаила Кузмина О прекрасной ясности – против пифических туманов и словесного произвола (чем как раз Блок и грешил). Кузмина поддержал Брюсов. Сторону символистов занял Вячеслав Иванов. Лишь тогда в полемику включился сам Блок, не оставшийся равнодушным к нападкам на себя. «Балованный успехом, – пишет Маковский, – он жестоко страдал, чувствуя, что от него ускользает первенство среди поэтов младшего поколения».
Разлучила их мировая война. Блок отбывал воинскую повинность. В журнале, очень тревожно переживавшем начало войны, стали появляться стихи с патриотическим пафосом. Блок согласился отдать журналу свои стихи из цикла Родина («Рожденные в года глухие...»). В оценке этих стихов сошлись все, даже Гиппиус посчитала их лучшими у Блока. Но при этом, восхищаясь Блоком-человеком, Маковский оставался тверд и принципиален к поэту, никакие дифирамбы, никакая «осанна гению», ничье слепое поклонение не действовало на верность главного редактора тому, что он считал Священным Огнем.
В «Аполлоне» впервые напечаталась Анна Ахматова, будучи уже в то время замужем за Гумилевым, который, кстати, противился ее литературным занятиям. Однако Маковский настаивал, беря на себя всю ответственность: «Разрешаю Вам говорить, что эти строфы я попросту выкрал из вашего альбома и напечатал самовластно». Стихи вызвали массу похвал. Гумилеву, который вернулся из дальних странствий, оставалось только примириться со свершившимся фактом. Печатался в «Аполлоне» и разделявший взгляды Гумилева на символизм Сергей Городецкий.
Секретарем журнала успел поработать Михаил Лозинский, переводчик Божественной комедии Данте. Он был незаменимым помощником Маковского, когда работа еще носила отпечаток тесных кружковых сборищ.
Впервые появилось на страницах «Аполлона» имя графа Василия Комаровского, ставшего заметным стихотворцем. Он также работал в журнале до осени 1914, до своей кончины – в 33 года.
Со второго года издания к сотрудничеству с «Аполлоном» подключился князь Сергей Волконский, блестящий критик, писатель, театральный педагог. Но больше всего связывала его с главным редактором музыка. Аккомпанируя кому-нибудь, Волконский увлекался, подпевал, указывал нюансы, исправлял дикцию. Учительские штудии князя, касающиеся новой системы театра, Маковский скорее терпел, чем понимал. На этой почве произошла их размолвка – печатать подобные статьи не входило в журнальную программу. Волконский вынужден был уйти спустя четыре года после первого появления в 1910-м. В книге Лавры Волконский выразился так:
«Несмотря на неустойчивость личных отношений, несмотря на некоторую неопределенность направления журнала… сохраняю об «Аполлоне» самое нежное воспоминание, как о воплотителе того, что было самого прекрасного и самого нарядного в русской художественной жизни».
Активно сотрудничал с журналом и художник Мстислав Добужинский, которому принадлежит графическое авторство обложек «Аполлона». Всего он их сделал около 80, и ни разу не повторился. Влияние Добужинского сказалось в том, что он, по выражению Маковского, «придал русской заботливо изданной книге (и журналу, по выражению тоже) не всегда ярко выраженный, но всегда присутствующий, ретроспективный отпечаток, повернул ее к XYIII веку, к ампиру...». Его рамка для «Аполлона», по общему признанию, одна из удачнейших книжных работ художника. Ей неоднократно подражали – вплоть до 60-х годов ХХ века, наблюдаются и более поздние стилизации, например в оформлении журнала «Золотой Векъ» (1991–2001).
Другой художник, Дмитрий Стеллецкий (1875–1946), сейчас почти забытый, был близок по манере Виктору Васнецову, Нестерову, Николаю Рериху, и за несколько лет до Революции удостоился целого номера «Аполлона», посвященного практически ему одному, со специальной статьей Александра Бенуа.
В «Аполлоне», по словам Маковского, «в эти годы нащупывания новых художественных путей все больше внимания уделялось музыке». Музыкальным отделом стал заведовать критик-модернист Каратыгин. Изредка устраивались концерты «для избранных». Очень большое влияние на Маковского в плане музыки оказал композитор Владимир Поль.
Основная заслуга «Аполлона» была в создании арены для выражения самых разных идей и направлений в искусстве. В нем соперничали, но одновременно и уживались символисты, акмеисты, представители иных литературных течений и просто одиночки.
Благодаря не в последнюю очередь «Аполлону» Мандельштам, Ахматова, другие акмеисты, наконец, Гумилев зазвучали в полный голос.
И, может быть, намеренное отстранение от надвигающейся катастрофы, сосредоточение на олимпийских началах искусства было подвигом, который трудно оценить современникам, требующим деятельного участия в событиях, «деланья» на потребу дня. Правда, служение «чистому искусству» не спасло Гумилева от большевистской пули, а Мандельштама – от ссылки и гибели в пересыльном лагере на Дальнем Востоке.
«Переехала» советская действительность и Михаила Кузмина, и Сологуба, и Андрея Белого – всех «бывших», – в провинции, в забвении, в мелких издевательствах, кого как. Никто не остался обделенным трагедийным отсветом.
А здесь, в глухом чаду пожара,
остаток юности губя,
мы ни единого удара
не отклонили от себя…
Писала Анна Ахматова. Все же, имея за спиной столь «балованное детство», как эстетский журнал, круг единомышленников, вневременной, как Олимп, или еще лучше – как рай, откуда неизбежно изгнание, имея что терять, – умирать, наверное, не легче, зато в самой глубине – спокойней. Свет, который просиял однажды, до конца погаснуть не может.
Так судьба «Аполлона» разделила судьбу русской божественной свободы на земле. Журнал закрылся в 1918, не дожив до своего десятилетия.
Обложки
ещё
Аполлон
Из всех модернистских журналов начала XX века, которые существовали, их, собственно, не особо много было, больше всего мне нравится "Аполлон". У него была чудесная редакция, в которой не было Мережковского и Гиппиус, которые в то время были везде, где только можно, такое же чудесное наполнение и иллюстрации. Ну и журнал-манифест акмеизма, все дела.
История журнала
Обложки
ещё
История журнала
Обложки
ещё